Читаем без скачивания DUализмус. Семя льна - Ярослав Полуэктов

– Бим, видишь «мюнхенского младенчика»? Да не во дворе, а на крыше. То бишь на башне. Видишь?

Бим водрузил на нос очки, задрал голову и повертелся. Застрял на какое-то мгновение, открыл рот, оценил: «Вижу каку-то какашечку. А что?»

– Это символ Мюнхена. Может ихний первомонах. А родила сама мадонна.

– Как же! Так я и поверил.

Эхо между тем очень сильное. Гулчит как Твоё-Читатель-Отражение на дне колодца, когда в него плюнешь, а вдогонку гаркнешь. Нельзя в себя плевать и на себя ругаться: колодец это начало пути в преисподню. Ну как мол тебе там, хочешь на волю? Не хочууу – рычит эхо, врёт. Само карабкается по стенкам и жаждет охальника проткнуть чем-нибудь насквозь. От внутриратушного дворового шума поначалу хочется заткнуть уши ватой, накинуть маскировочную сетку с листьями тугодуба. Потом привычка затыкает неудобство за пояс.

– Масенькие они. Ну, это стрекозявочки, – утешает Кирьяна Егорыча Бим. Пусть играются. Улю-лю! Мы что, против? – и изобразил из лица добрую рожу.

Мир. Тишина, сиди и радуйся.

И тут вдруг Бим контрастно вскипает, аж подскочил на стуле. Надоела ему архитектура и скульптура Мюниха, дети эти, пивная тягомотина, бесчувственные бабы. Рвётся на трибуну: проорать что-то близкое себе, щипательное.

– А у этого – то, у Клинова – балбес, блЪ! – Крикнул он на одном выдохе, – ему бы только пострелять, блин. В ружья – «пых»! …Ну, в четвёртом или пятом классе уже… пора бы… а этот… Ну, блЪ!

Бумага не передаёт интонаций. Аудиокнига не справилась бы с особенным раздражением лица – экрана нет – и выпендрёжем бимовского голоса.

Щеголеватый человечек в формёнке сворачивает зонты за столиком товарищей. На быструю просьбу «цвай вайс бир, hерр, битте!», почти не заставив себя ждать, приносит бокалы с холодным пивом. И снова заученно и спокойно продолжает свинчивать гайки зонтов за соседними столами. Он, не удостаивает лишним вниманием русских мимопроходцев, ненадолгозаходцев, проходимцев ещё не испорченных, то есть не наученных грамоте настоящих, конченых уже проходимцев. Словом, не герои они, шансов нет, и звать их Два Никака.

– Грамотно поступает, смотри. Почуял, что солнышко в тени, то есть тень за …солнце за крыши зашло и, блин, убирает, – комментирует действия официанта Порфирий на уровне поющего мир чукчи.

– А знаешь, я вот про это скажу, блин, скажу про закругления… – говорит Бим. Закругления не давали ему покоя с тех пор, как он недавно о них запнулся.

– Какие закругления?

– Ну, вот закругления бордюра. Цельные. Не видел, что ли? Только что проходили. Я ещё ногу отбил.

– Ногу заметил, остального не догадываюсь.

– …Вот у меня же это, обе жёны…

– …пушки заряжёны…

– …заряжёны, ха, ха! – Бим как в кино про эффект бабочки окунулся в прошлое и начал настолько издалека, что даже не понять истоков, не говоря уж про цель:

«У меня первая – Двадцать Седьмой, а вторая Сорокошерстка. …А Двадцать Седьмая кручее, шибко кручее… Ну под Елисеем хранилища все эти, …а Двадцать Седьмая – просто веретёшки там. Веретёшки, ну, которые ураном вращают. Тоже под землей. Это коротко я. Сверху ма-аленькое, а под землей – ВСЁ! – На ВСЁ Бим сделал страшную рожу. – Ну и это. …А это всё Средмаш. А этот Средмаш, значит, это pisdez!!! Снабжение у них …ну называется ЗАТО: закРытый администРативный теРРоритоРиальный ооокРуг. (Бим еле выговаривает все эти сложные слова с множеством „р“ и нечаянно добавил террору). Нет! Нет террора, мать его, нет ЗАТО! и на картах нету ЗАТО. Советский Союз и всё! ЗАТО. …Нету его на картах. Просто. (Бим повторяет фразы не просто так, он в это время додумывает следующую). – И Лысогорск – сорок шесть нету, Лысогорск – двадцать семь и этого нету, и всё просто нету и всё. (Вот видите!) – …Да ты это всё сам знаешь, ну если ты не враг. …Да ты не враг… И не шпион? Ну сознайся, что ты не шпионишь, но охота пошпионить. Ну, для развлечения как бы. Жизнь-то скушнАя».

– Я стратег, – говорит Кирьян Егорович, обижаясь.

У Кирьяна Егоровича тоже все подписки давно кончились, а арсеналы и точки давно уже взяты американами на прицел. В самом Лысогорске, где К.Е. сроду не бывал, уже давно переловили настоящих американов – шпиёнов и купленных американами продажных русских. Новых они не засылают, перенадеявшись на умную космическую слежку и жалея шпионов. При правильной настройке космослежки можно прочесть слово «Казбек» на пачках рядовых солдатушек, они курят на улицах, в казарме курительных мест не предусмотрено, ибо там склады автоматов и пуль. А там порох и опасность пожара со взрывом. Видят из космоса «Marlboro» на дачных столах средне пьющего офицерского состава. Главная тайна русского в душе, а попробуй-ка туда заглянуть! Хрен выйдет.

Мелкая надпись «курение – причина раковых заболеваний» телескопам пока неподвластна. А может уже и подвластна. Мирным жителям этого не рассказывают, чтобы не пугать. Иначе секс в траве может не состояться. Во время секса о войне и предательстве не говорят, поэтому секс даже в траве лужаек не преследуется. А под кронами леса – вообще заваляйся. Но неудобно, вы сами знаете. Мухи, муравьи, соглядатаи-грибники, их упорных можно только киданьем бутылок отогнать.

Старинные и потому неактуальные сведения от бывших стратегов-пердунов, а попутно армейских художников, специализирующихся на уставных плакатах да на дембильских альбомах своих и старших по званию, американской разведке вовсе не интересны. Наплетут с три короба, и долларам ЁК! Убрать его за враньё? Выдашь себя дезинкогнитой.

– …Ты вот, ты приходишь… – продолжает Бим.

– Не-ет, кстати ты меня обидел: вот, мол, ты говоришь: у меня баллистические, мол. А у меня стратегические… Я два года…

И т. д.

– Ну, Киря! Ну, ладно, ну это я, прости меня, это же я для красного словца, ну Кирюха! …Ну, прости меня. Вольно или невольно я тебя обидел. Прости меня грешного. … – придумывает на ходу формулу тушёвки начавшего разгораться инцидента. – А ты говори мне так: бог простит… Нет, стоп, ты не имеешь права так говорить: бог простит. Ты кто мне …прощать чёб?

– А я на четвертом уровне. Примерно, – утверждает Кирьян Егорович (как-то раз по пьяни – а Бим круче монаха и подбирается к попадье – собственной персоной пожаловал Кирьяну Егоровичу степень номер четыре, а пожаловал – обратно уже не отобрать, Это вправе только Синод) – …Я хотел тебя простить…

– Ну, бог простит. Ха-ха-ха. Ну, извини!

Смеются.

– …Вот, значит. Ага, значит, это. …На чём я…? А! …Затушка. Сорокошёрстка. Средмаш. Снабжение питерское. Я уже знаю, вот сорок шёстка… Я уже все подписки кончил, могу говорить! Там народу, бля-а-а. …Ну, тысяч сорок-пятьдесят. Ты-сяч! Сорок – пятьдесят! Не четыре тебе пять. В Ильичевском районе меньше живёт.

– В Средмаше?

– Весь Лысогорск. Сорок Шесть.

– А-а. Весь, весь…

– Машину. …А вот машину бросил вот так… вот машину…

– Смотри, два кренделя каких! – перебил Кирьян Егорович как всегда на самом интересном.

По двору прогуливаются с хозяйками две маленьких псинки.

– Мопсы. Это мопсы. По-моему. Моксеры. Ну, не боксеры. У – эх… – отрыгивает Бим.

– А похожи на боксёров.

– А может быть боксёры. А я и… и не знаю. …Отвлеклись махонько. …Бросил вот так вот он машинёшку. Включено. Окна не закрыл. А я говорю… отец, … в смысле отец… ну он приёмный отец Ульяны Порфирьевны. Я говорю – ты чё так вот, типа простоволосишь? А он: – ну куда она накуй денется. Ну, граница на замке, блЪ. …По пропускам въезд-выезд. Сорок пять… пятьдесят тыщ человек. Где ты успеешь эту машину разобрать на гайки, блЪ? Тебя вычислют, блЪ, продержут, подумают когда тебя отпустить, пропидорасят досье, задержат ещё… выпустят. …Ага… Во, бля, девки, какие! – отвлекается от темы Бим.

По двору важно прошлись две средних лет тётки обычной наружности, присели неподалёку.

– Ну, пива с кофе попить, это положено.

– Ну, ладно, да, девушек пропустим…

Насмотрелся всласть на пожилых барышень Бим, продолжает:

– А если кто-нибудь, как-нибудь, два раза засечён в непотребном виде. Вот тебе двадцать четыре часа – флаг в руки, барабан на крылья. Ну и вот… первый раз.… А снабжает Средмаш Питер. Ну, а у меня почему-то Средмаш – это союзное, а снабжение питерское. К чему это я веду? Потом до бордюров дойду вот до этих. Потом…

– Издалече идёшь, – говорят, потешаясь над дальностью истока. Так ручеёк может затеряться в пути. А Волга-вот не затерялась, а ручейков там тыща, как вот начало обнаружили: сегодня здесь начало, а завтра в другом месте… Как?

– Ха-за-ха! – Бим кладёт руку на сердце. – Ты не отвлекай! БлЪ, ну, так хочется слово сказать… за родину… где она, теперь родина? У меня как у Бунина… Душа разболелась.

– Ну ладно, если как у Бунина… трави дальше.